Фильм о женском обрезании актуализировал проблему замалчивания этой практики на Кавказе

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Документальный фильм “У нас такое происходит” о женском обрезании на Северном Кавказе получил право на прокат, премьерный кинопоказ запланирован в Москве. Практику женского обрезания не принято обсуждать на Кавказе, но во время работы над фильмом муфтият Дагестана выпустил фетву о недопустимости таких операций, рассказали соавторы фильма.

Как писал “Кавказский узел“, проблема женского обрезания на Северном Кавказе наиболее остро стоит в Дагестане, где, по данным “Правовой инициативы”*, ежегодно минимум 1240 девочек становятся жертвами таких операций. Уголовное наказание не искоренит проблему, пока не сформируется общий правовой фон, который позволит женщинам чувствовать себя в безопасности, указали авторы проекта о женском обрезании для “Афиша Daily”.

Женское обрезание — калечащая практика повреждения женских половых органов, нарушающая права человека на здоровье, безопасность и телесную неприкосновенность, говорится в справке “Кавказского узла” “Женское обрезание на Кавказе“.

Театральная премьера фильма запланирована в Москве

13 декабря в Центре документального кино в Москве будет показан фильм “У нас такое происходит” о женском обрезании на Северном Кавказе. Авторы фильма – журналисты Светлана Анохина и Владимир Севриновский. Это будет первый показ фильма в кинотеатре, сообщила корреспонденту “Кавказского узла” креативный продюсер, автор сценария и соавтор монтажа фильма Оксана Сербинова.

“Не могу сказать, что мы изначально на это нацеливались. Мы решили заявить несколько фильмов, произведённых на [российском видеопроекте] ROMB на фестивали. Нас взяли на “Сталкер”, который не берёт на фестиваль фильмы без прокатного удостоверения. Мы пообещали прокатное удостоверение и сделали его. Теперь у нас есть возможность демонстрировать фильмы на большом экране”, – рассказала Сербинова.

Фильм попал на несколько фестивалей, уточнила она. “Кроме “Сталкера”, нас взял “Артдокфест” в разделе “Артдоксеть”. В декабре из-за пандемии они не будут проводиться, а перенесли на апрель”, – сказала Сербинова.

Фильм был опубликован в YouTube в конце сентября 2020 года, сказала Оксана Сербинова. “И его по-прежнему смотрят. Наш СММ-менеджер фиксирует постоянную активность на просмотрах этого фильма. На YouTube фильм сразу набрал ощутимое количество просмотров – 100 тысяч в течение первых недель. Причем YouTube не дал его рекламировать, потому что, по их мнению, контент жёсткий. А это оставляет только «органические» просмотры. То есть просмотры без помощи рекламы, чисто как фильм «посеялся» в YouTube”, – сказала она.

По состоянию на 10.15 мск 11 декабря, видео “«У нас такое происходит». Женское обрезание на Кавказе”, размещенное на YouTube-канале ROMB, насчитывающем 33 тысячи подписчиков, набрало 167 425 просмотров. Публикация собрала 3,5 тысячи отметок “нравится” и ни одного “дизлайка”.

По словам продюсера, зрители по-разному реагировали, потому что фильм “бьёт в самое сердце”. “В фильмы присутствуют живые свидетельства, кейсы женщин, которые пострадали от этой процедуры. Довольно сложно отрицать что-то, когда конкретный человек об этом рассказывает. Это была моя продюсерская позиция. Нужны были кейсы, а не только оценки экспертов, история вопроса. Мы нашли женщин, смогли установить правильную коммуникацию с героинями провести. Это большая заслуга авторов фильма – Севриновского и Анохиной», – сказала Сербинова.

Среди зрителей на YouTube были и те, кто отрицал наличие этой проблемы. “Были те, кто писал: у нас такого нет. Завязывалась полемика. Была и агрессивная, хамская реакция. Какая-то часть зрителей удивлялась – зачем подробно говорить с физиологическими подробностями (какая часть органа отрезалась и прочее). Моя продюсерская позиция – это всё должны проговорить. Потому что словосочетание «калечащая операция» не понятна, пока не объяснят, что и как отрезали. Это не интимные подробности, а описание преступления”, – отметила Сербинова.

Были и зрители с Кавказа, которые благодарили за фильм, подчеркнула она. “Они осуждали эту практику и сочувствовали, сопереживали героиням, попавшим в эти истории”, – сказала продюсер.

По её мнению, Севриновский и Анохина сделали важное дело. “Потому что тема женского обрезания была закрыта и стигматизирована на Кавказе. Мы столкнулись с тем, что многие были не в курсе именно потому, что об этом не принято говорить. А самым большим достижением является то, что муфтият [Дагестана] выпустил фетву о женском обрезании (о недопустимости таких операций. – Прим. “Кавказского узла”). И это есть в конце этого фильма”, – сказала Сербинова.

Соавторы фильма адресовали его зрителям с Кавказа

По словам соавтора фильма Владимира Севриновского, при работе над фильмом его больше всего впечатлила открытость, с которой жертвы женского обрезания были готовы говорить о своей беде. “Моя хорошая знакомая подверглась калечащей операции, и меня поразило, как она раз за разом в обычных беседах возвращается к этой теме. Было видно, какое влияние калечащая процедура оказала на ее жизнь. Это и сподвигло меня снять фильм. Другим стимулом было то, что я понимал: если снимет другой режиссер, это будет лишь очередная страшилка про Кавказ. А мне хотелось большего”, – сказал он корреспонденту “Кавказского узла”.

Точную статистику о числе женских обрезаний получить невозможно, считает Севриновский. “Но у меня сложилось впечатление, что число операций снижается, а наиболее калечащие формы уступают место менее губительным для здоровья. Надеюсь, что я в этом не ошибся”, – сказал он.

Владимир Севриновский – журналист, фотограф и путешественник. В сентябре 2021 года издательство “Бослен” выпустило его книгу “Живой Дагестан” об истории и культуре республики и о ее жителях. Издатели рекомендовали использовать “Живой Дагестан” как путеводитель. В книгу вошел не весь собранный материал, поэтому возможно ее дополненное переиздание, сообщил ранее “Кавказскому узлу” Владимир Севриновский.

Севриновский не рассматривает этот фильм как экспортный продукт. “Он снимался с кавказцами и для кавказцев, чтобы внести вклад в решение этой проблемы. Об успехе на фестивалях я тогда и не задумывался”, – подчеркнул он.

Соавтор фильма признался, что ему не нравится большинство “проблемных” фильмов о Кавказе именно в силу их “экспортности, плоского колониального взгляда”. “Надеюсь, нам со Светой [Анохиной] удалось избежать этой ловушки. Что же касается изменения положения женщин, детально отвечать на этот вопрос невозможно без спойлера, поэтому я воздержусь. Смотрите, и сами увидите. Я не обольщаюсь, что наш вклад велик. Но даже небольшой шаг в нужном направлении тоже важен”, – сказал Севриновский.

Другой соавтор фильма, дагестанская журналистка Светлана Анохина сообщила, что ежегодно, по подсчётам “Правовой инициативы”*, на Северном Кавказе калечат 1200 девочек в возрасте от 5 до 12 лет.

“Эти данные по всему Северному Кавказу, которые приведены в докладе 2016 года. Наряду с районами Дагестана такая практика наблюдается у баталхаджинцев”, – сказала она корреспонденту “Кавказского узла”.

Баталхаджинцами называют членов братства Батал-хаджи, которое имеет большое влияние в современной Ингушетии. Батал-хаджи Белхороев — ингушский шейх, основатель одной из кадиритских ветвей (вирдов), последователь шейха Кунта-хаджи, говорится в справке “Кавказского узла” “Батал-хаджи и его последователи“.

На государственном уровне нет стремления решить проблему женского обрезания, считает Анохина. “Мы видим, как реагирует государство про суду над врачом клиники “Айболит” в Ингушетии. Врач от медицинской деятельности не отстранена. Ей назначили какой-то смешной штраф. Все это расценивалось как лёгкий вред здоровью. И не взяли во внимание, что это порочная практика. Врачи умышленно совершила эти ритуальные дикие действия”, – сказала Анохина.

Жительница Чечни добилась возбуждения в Ингушетии уголовного дела об умышленном причинении легкого вреда здоровью ее 9-летней дочери. Женщина утверждает, что бывший муж без ее ведома отвел девочку в магасскую клинику, где ей сделали обрезание. Клиника “Айболит”, врач которой был обвинен в проведении калечащей операции девятилетней девочке, отрицает проведение женских обрезаний. При этом эксперты признали ритуальный характер хирургического вмешательства.

По словам Анохиной, это было первое и пока единственное заявление от мамы, которая сказала, что операция была сделана насильственно. “Беседовала и с мамой и с дочкой. Дочка билась, сопротивлялась, но, несмотря на это, врачи произвели операцию”, – пояснила она.

Определенные общины Ингушетии широко практикуют запрещенную практику женских обрезаний, а власти недостаточно серьезно относятся к этой проблеме, заявили в 2018 году соавторы доклада “Практики калечащих операций в республиках Северного Кавказа: стратегии преодоления” – президент Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем “Кавказ. Мир. Развитие” Саида Сиражудинова и старший юрист проекта “Правовая инициатива”* Юлия Антонова.

Женское обрезание практикуется в Дагестане, Ингушетии и Чечне

Президент Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем “Кавказ. Мир. Развитие” Саида Сиражудинова рассказала, что впервые услышала о женском обрезании еще в детстве.

“В детстве и юности я периодически слышала обыденные разговоры внутри семьи, между родственниками в женском кругу о женском обрезании. Но такие разговоры не получали развития, пока эта проблема не возникла в семье. Уже будучи гендерным исследователем, я столкнулось с тем, что в близком мне кругу девочке решили сделать подобную операцию. Когда это происходило, я пыталась всячески это остановить. Ведь это был не абстрактный случай, а ребёнок рос на моих глазах. И понимая, что хотят сделать что-то калечащее его, я пыталась отговорить, пытаться мотивировать, ссылаться на закон. О том, что непозволительно таким образом вторгаться в организм ребёнка ни сточки зрения светского закона, ни с точки зрения ислама. Ведь ислам этот вид операций не одобряет. Согласно исламу, собаке уши обрезать запрещено, а не то что человеку какой-то орган. Но это не сработало. Тогда я обратилась за поддержкой к журналистам и правозащитникам. Это было более 10 лет назад. Но никто не среагировал на проблему в то время”, – рассказала она корреспонденту “Кавказского узла”.

По словам Сиражудиновой, многие в Дагестане слышали о таких процедурах, но большинство “равнодушны к этому, если только их лично это не затронет”. “После этого случая я провела количественные исследования в нескольких республиках и поняла, что об этих операциях имеются слухи в Дагестане, Ингушетии и Чечне. Но в других республиках, таких как Кабардино-Балкария, информации у людей нет об этом. Затем, так как в количественном исследовании люди называли районы и селения, где проводились такого рода операции, были уже поездки для того, чтобы попытаться выяснить географию распространения практики подобных операций. В итоге вышел наш доклад”, – рассказала она.

В целом, по её мнению, с географией распространения этой практики “тяжело разобраться”. Саида Сиражудинова затруднилась назвать точный перечень районов, где это практикуется.

“Были в нашем представлении и непрактикующие районы. Однако впоследствии обнаружились следы данной практики в отдельных сёлах и этих непрактикующих районов. Но есть и те, кто практиковал раньше и отказались от этого полностью. А есть те, кто практикуют сейчас частично. Мы сталкивались с этим явлением в отдельных сёлах Цунтинского, Тляратинского, Шамильского районов [Дагестана]. Причем последний район считался непрактикующим, но, как оказалось, это явление ещё остаётся там. В Унцукульском районе в принципе отказались от этой практики. В отдельных сёлах имеется эта практика ещё в ряде районов, в частности, в Табасаранском”, – сказала Сиражудинова.

Статистики как таковой по женскому обрезанию нет, известны выявленные эмпирическим путём случаи, подчеркнула она. “Статистика никем не ведётся. Ни врачами, ни какими-то органами случаи официально не фиксируются. Выводятся оценочные данные, на основании того, как в том или ином районе население относится к этому явлению”, – пояснила Сиражудинова.

Она считает, что проблема не только в клиниках, которые предоставляют такие услуги. “В Дагестане клиники особенно и не нужны, туда не обращаются. Обращаются к отдельным «специалистам», которые, как правило, на дому принимают [пациенток] и производят операции. В Ингушетии женское обрезание совершают в рамках маленькой локальной общины, и они обращаются к врачам из своей общины. Так, врач, которая производила обрезание девочки в Ингушетии, как раз связана с этой общиной. А история началась с того, что мать девочки, не принадлежавшая к этой общине и уже будучи в разводе с отцом девочки, выступила против обрезания дочери. Люди, которые живут в этой общине, вряд ли пойдут против своего общества и семьи”, – отметила Саида Сиражудинова.

В Уголовном кодексе России нет прямого указания на недопустимость данной операции, добавила она. “А тех, кого привлекали за совершение калечащей операции, привлекали за «нанесение лёгкого вреда здоровью». В Ингушетии как раз по это статье было возбуждено дело. Но при этом не был учтён психологический вред. Да и вред организму был нанесён более серьёзный”, – полагает Сиражудинова.

Одним из достижений, по её мнению, можно считать принятие ДУМ Дагестана фетвы о недопустимости калечащих операций. “Фетву воспринимают как неприятие данной практики. И с этой точки зрения она полезна. Но, с другой стороны, фетва даёт определённые лазейки для совершения данной практики. Но что важного сделал Севриновский – это то, что он разговаривал с религиозными деятелями, и была вынесена фетва. Это во многом его заслуга”, – сказала она.

В целом изменения в отношении к этой практике невозможно заметить из-за одного фильма или доклада, считает Саида Сиражудинова. “Вероятно, произошло какое-то изменение в сознании людей. Но это ещё надо исследовать. Но, судя по наблюдениям, есть отклик. Люди стали обсуждать проблему в социальных сетях. Явление меньше воспринимают как традицию, тем более, якобы связанную с исламом, что на самом деле не так. Стали говорить о вреде этого явления. Это видно по тому, что, например, женщина, пережившая такую операцию в детстве, заявляет, что ей был нанесён вред. Говоря только об одном фильме или об одном докладе, невозможно сказать, что это решение проблемы. Это одно из действий, один из маленьких шагов в цепочке, которая, возможно, и приведёт к решению проблемы”, – сказала она.

По ее мнению, механизмом защиты от неприемлемой практики может стать общественное мнение. “Общественное мнение может быть как механизмом, побуждающим к совершению каких-то действий, так и механизмом защиты. Все вредные практики, что есть в нашем регионе, существовали вопреки даже политике, вмешивавшейся в семейную жизнь, только из-за того, что были ориентированы на общественное мнение. Это касается и «убийств чести», и данные операции совершаются часто людьми, которые зависимы от местного общественного мнения. Они рассуждают так: если я этого не сделаю, то что скажут окружающие? Давление общественного мнения существует, но оно же может и способствовать к отказу от порочной практики”, – резюмировала Сиражудинова.

Историк отказалась назвать женское обрезание распространенной в Ингушетии практикой

“Раскручивание” темы женского обрезания не в лучшем свете выставляет Кавказ, считает кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Кунсткамеры Макка Албогачиева. “Это не массовое явление, чтобы высвечивать его настолько. Это явление имело место раньше в некоторых локальных сообществах Дагестана. Сейчас оно не распространено на Кавказе. По крайней мере, мои коллеги, которые изучают Дагестан, его не наблюдали. Да, говорили, в прошлом такое происходило. Но на современном этапе этот обычай не имеет силы, и, возможно, есть лишь единичные случаи. Сами жители этих районов не подтверждают информацию о распространённости явления. Статистических данных нет, и если бы даже это было массовым явлением, это никак невозможно было бы скрыть и не получить реальные отклики”, – сказала она корреспонденту “Кавказского узла”.

По словам Албогачиевой, приписывание этой практики баталхаджинцам безосновательно. “Были разговоры, что эту операцию практиковали у баталхаджинцев. Но я много лет достаточно плотно контактирую с ними, было несколько исследований именно об этом братстве Батал-хаджи Белхороева, и в настоящее время ничего подобного у них не практикуется”, – сказала она.

История с девочкой, по мнению ученого, имеет другую основу и не связана с обрезанием. “Потом, когда стали разбираться, выяснилась совсем другая сторона этого случая, которая не связана с обрезанием. Но сами родственники не хотели бы об этом говорить”, – сказала Албогачиева.

В отделе Кавказа Кунсткамеры поднимали эту тему и пришли к выводу, что ее в отдельных кругах раздувают из выгоды и представляют Кавказ не в лучшем свете, добавила она.

“Те, кто занимается якобы исследованием этой темы, получают на это гранты, и это всё в основном одни и те же лица. Делается все это ради дивидендов. Такого рода исследователей приглашают в Европу. Они выступают, рассказывают о таких страстях. Почему-то у нас не считается проблемой, что в большом количестве где-то в российской провинции люди беспробудно пьянствуют и забивают до смерти своих жён. А отдельные случаи на Кавказе преподносятся как значимое явление, связанное с «архаикой». Это очень больно для человека, который изнутри знает кавказское общество, на которое навешивают ярлыки и при этом замалчивая то намного худшее, творится в так называемых цивилизованных обществах. Это не то явление, которое должно вызывать резонанс”, – резюмировала Албогачиева.

* организация по решению Минюста РФ внесена в список иностранных агентов.

Автор: Нахим Шеломанов источник: корреспондент “Кавказского узла”

Новости Кавказского Узла – Регион Ингушетия